«Ходить на выставки стоит, чтобы спросить себя о чем-то важном»

Андрей ЛЕНКЕВИЧ. Фото Гайши МАДАНОВОЙ

Предлагаем вам интервью с одним из волонтёров Эстафеты  «Во имя жизни»  Андреем Ленкевичем,  фотографом, куратором и директором фестиваля «Месяц фотографии в Минске». В интервью с Андреем Ленкевичем мы говорим о роли фотографии в социальных проектах, развитии фотоискусства и значении выставок для общественности.

 

— Недавно прошел фестиваль «Месяц фотографии в Минске». Какие у Вас впечатления?

— Во-первых, это был самый масштабный и успешный в плане новых направлений фестиваль: портфолио-ревю, кинопоказы, приезды гостей. И всё благодаря команде и куратору этого года Антонине Стебур. Во-вторых, основная экспозиция в этом году «Месяц фотографии в Минске» впервые вышла за рамки столичного мероприятия, и сейчас выставлена в Бресте.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

В Беларуси нет достаточно больших выставочных залов, которые бы отвечали запросам фестиваля. А в Бресте так совпало, что «Месяц фотографии» открывал  новое пространство — «Консерва». Организация выставки в Бресте сложилась совсем иначе, чем в Минске. Так как там раньше не происходило событий подобного масштаба, был огромный интерес, запрос, желание смотреть и обсуждать. И это совсем другая публика, которая в большинстве своем приходит не только для того, чтобы оценить выставку, но чтобы разговаривать и получать новый опыт.

— В Беларуси в принципе аудитория фотовыставок невелика.

— Я бы сказал по-другому, в Беларуси число людей, интересующихся искусством, невелико. Мой опыт показывает, что в Минске, с его условными двумя миллионами населения, это около 10 тысяч человек.

— И это при том, что в Минске у людей больше возможностей знакомиться с искусством!

— Мы ведь это развиваем очень недолго – лет 70, если считать началом послевоенные годы. Поэтому нет такой привычки, запроса. Он сейчас у нас на глазах только формируется.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

Да, в Минске происходят события, в том числе в сфере визуального искусства, от «Осеннего салона» до «Лістапада». Чего не скажешь о других городах Беларуси. Этот центризм неправильный, но в такой авторитарной стране действует центрическая модель. Конечно, такой центризм − это катастрофа, потому что Минск высасывает из регионов всех лучших и все лучшее. Мечта практически каждого – купить квартиру в Минске и переехать туда.

Но, с другой стороны, побыв в Бресте около недели, я вижу, что это отношение меняется в лучшую сторону.

— В Брест Вы везли экспозицию, потому что появилась такая возможность или потому что хотели показать ее и в регионах?

— Первое – это желание. Есть желание менять формат, делать что-то новое. Такие вещи вдохновляют, дают энергию и наполняют смыслом. Я давно хотел сделать фестиваль в Гродно, потому что я оттуда родом. Но это пока невозможно: два года поисков и переговоров ни во что не вылились. А в Бресте все сложилось.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

— Фестиваль в Минске прошел уже в шестой раз. Как за это время выросло, «повзрослело» сообщество причастных к нему людей, в частности, интересующихся им людей?

— Это надо у них спрашивать. Наверняка, наша небольшая, но, надеюсь, аудитория  растет не просто физически, но и качественно. Могу привести важный для меня пример. На первый фестиваль ребята из ФотоДепартамента (Санкт-Петербург) привезли выставку современной российской фотографии, часть работ которой была наклеена наполовину на стене, и еще на метр на земле. То есть они плавно переходили со стены на пол. Один из критиков тогда написал, что мы опустили фотографию ниже плинтуса. А сейчас, когда мы видим, какие люди приходят на фестиваль, какую реакцию вызывает основная экспозиция, ни у кого не возникает вопросов, почему у нас нет стен, так мало фотографий, они такого большого или маленького формата…

— Сейчас фотография как средство фиксации окружающей действительности доступна всем и люди снимают все вокруг. Где грань между фотографией как инструментом фиксации реальности, развлечением и искусством?

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

— Фотография как искусство – это закрытый клуб. Не стоит обманывать себя, говоря, что она доступна всем. Вся история про демократичность фотографии несостоятельна. Фотография доступна так же, как музыка и живопись, но для их профессионального использования нужно учиться, быть подготовленным, иметь определенный опыт. А если вы еще хотите попасть в клуб и зарабатывать деньги, быть художником − это вообще другая история.

На всех этапах − от простого фотографирования до искусства и зарабатывания на этом − есть свое определение фотографии. Мы живем в такой магический момент, когда фотография как вид искусства отделяется от своих корней. Она проходит тот же путь, что и живопись в конце XIX века, когда нужно было покончить с гиперреализмом, и вследствие чего появились новые направления. Фотография, которая есть искусство, сейчас сильно меняется и развивается. Современный художник должен работать с социальными и политическими темами, с тем, что ему болит, что ему важно. Все остальное было сделано столько раз и на таких недосягаемых высотах, что возвращаться к нему бессмысленно. Вспомните Pussy Riot с их перформансом в церкви, − это хороший пример того, как 3 минуты могут поднять на уши весь русскоязычный мир. Или последний перформанс в Центре современного искусства, когда художник разделся и прикрылся табличкой «Міністэрства культуры» − и уже две недели по этому поводу все бурлит. Искусство сегодня другое. Оно очень импульсивное, четко понимающее болевые точки, оно может за три минуты перевернуть всё вверх тормашками, поставить на дыбы и задать столько вопросов, что вся система заколышется.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

Поэтому дать однозначное определение фотографии сейчас невозможно. Так как изображения, которые создаёт искусственный интеллект, без света, фотоаппарата и фотографа, невозможно назвать фотографией. Хотя эти изображения выглядят как фотография. Как и многие изменения, которые происходят вокруг нас, которые сложно объяснить. Это касается не только фотографии и искусства, это касается мира, в котором мы живем. Самый большой вызов в том, что мир очень сильно поменялся, а нам так хочется понятного мира, которого нет.

— Фестиваль в этом году был связан с историей, ролью фотографии в ней. Сейчас же фотография активно используется в различных социальных проектах, как один из самых доступных и понятных способов отражения реальности и общения с аудиторией. Какова роль фотографии в этом случае: она дополняет основную информацию или выступает основным средством общения?

— Здесь нужно разбирать каждый проект отдельно. К примеру, в рамках фонда «Имена» есть проекты, о которых ты читаешь текст и тебе сразу хочется бежать, отдавать деньги и помогать. Ты даже не смотришь фотографии. А есть другие примеры, где ты видишь фотографии и тебе все становится понятно, и уже не нужно читать текст. Это одна сторона. Но есть и вторая – это наша «толстая кожа», из-за которой нам практически безразличны изображения, показывающие насилие, боль.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

Так вот, иногда фотографы делают фантастические вещи, которые чуть-чуть важней текста. Но фотография, в целом, не обладает таким набором инструментов, как слово. Поэтому я бы сказал, что слово вместе с фотографией – это важный симбиоз. Вместе они намного сильней, чем каждое из них по отдельности.

— В таком случае, Вы считаете, что авторам социальных проектов стоит обращаться к профессиональным фотографам для съемки, учитывая, что видение у одних и других совсем разное?

— Все зависит от того, что они хотят сказать своим проектом. От цели выстраиваются и все остальные вопросы. Помню, я был на интервью с человеком, который вылечился от рака, и ее история – это жизненный пример, который не требует никаких дополнений от профессиональных фотографов или художников. Поэтому всегда есть вопрос, зачем мы что-то делаем, что хотим этим сказать. Наверняка, болеющим хочется поддержки, понимания, чтобы наше традиционное квази-толерантное общество их не отторгало. Есть много средств, с помощью которых фотографы, СМИ, организации работали с темой, чтобы привлечь к ней внимание. Но мне кажется, что если месседж такой, то самое важное – это жизненный опыт того, к кому вы обращаетесь. А Беларусь – это страна, где в каждой семье есть больной раком. Поэтому достаточно просто говорить о проблеме, и много людей отзовутся.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

— Как тема онкологии коснулась Вашей семьи? Как Вы это преодолевали?

— В нашей семье был тот пример, когда рак убивает быстро. У моего отца был один из самых агрессивных видов рака. И так как обнаружили его на третьей стадии, а отец был в возрасте, бороться было сложно. Самое тяжелое – это когда ты живешь с больным человеком и не можешь ему помочь…

Мой отец за свои 65 лет никогда не обращался к врачам. Он обладал фантастическим здоровьем. Работал водителем в милиции. Даже один раз, сорвавшись с крыши УАЗика в техническую яму и сломав ребра, он просто перетянул себя эластичным бинтом. Когда он заболел раком, сильно похудел, и мама настояла, чтобы он сходил к врачу. Важный вывод из этого в том, что нужно следить за собой и обращаться к врачам, раз в год делать снимок, проходить флюорографию. Будь все так, мы могли бы не потерять его.

Фото Андрея ЛЕНКЕВИЧА

И я должен высказать восхищение врачам, потому что они первыми получают ужасные негативные слова разочарования. Человек – слабое животное, и в каких-то ситуациях он склонен переносить ответственность с себя на других. Он приходит к врачу и говорит: «Да, я два года прошляпил. А вы сейчас меня спасите».

Но с моей стороны есть также критика организации жизни в нашей стране. Мой отец – из тех, кто был в Чернобыле. Он стоял в оцеплении в 10-километровой зоне. Какая у них там была защита? Маски, аскорбиновая кислота… Рак появился 30 лет спустя. Связан ли он был с Чернобылем? Наверное, все-таки да − это мне подсказывает здравый смысл. Но врачи дали ему справку, где говорилось, что болезнь не связана с той катастрофой, так как прошло много лет. Но ведь Чернобыль же не был только в те месяцы, что там провел мой отец, он здесь вокруг нас.

Я работал над книгой о Чернобыле со швейцарским журналистом Питером Ягге, о радиационных пятнах и том, как там живут люди. Эти пятна разбросаны по всей стране, и люди там живут, собирают грибы, ягоды, ведут хозяйство. Тогда я приехал к своей знакомой, у которой родители живут под Новогрудком. Там всюду знаки, предупреждающие о радиации. Спускаюсь к ним в погреб и фотографирую запасы, а потом мы идем собирать грибы. Не знаю, как это объяснить. Но людям сложно все время думать о радиации вокруг, о том, что в лесу ничего нельзя собирать, иначе умрешь. Так с ума сойдешь.

Это не осуждение с моей стороны. Это, скорей, сложный разговор об обстоятельствах, в которых люди вынуждены жить. Есть разные системы организации государств. Не идеализируя условную Польшу или Германию, скажу, что есть капиталистические страны, где запрос человека, как единицы, стоит в центре всей системы. Она строится так, чтобы его запрос в каждой конкретной ситуации был самым важным. А есть страны, как наша, где запросы какого-то мифического государства с мифическими целями, достижениями, гонками, пятилетками важней, чем конкретный человек из конкретной деревни.

— После потери Вашего отца у Вас не развился страх онкологического заболевания?

— Нет. Я вижу много людей, которые вылечиваются. Какой смысл бояться? Когда рядом с нами живет одна из величайших людей современности Анджелина Джоли, которая удалила себе грудь. Она, такая красавица, секс-символ мира, пошла с точки зрения такого традиционного общества, как белорусское, на немыслимую вещь, потому что иначе могла умереть.

Не надо бояться – нужно просто следить за собой, проверяться, чтобы можно было в случае чего диагностировать на ранних стадиях.

— Кроме организации масштабных фестивалей и выставок, продвижения культуры визуального искусства, Вы еще снимаете? Что сейчас Вас интересует?

— Конечно, снимаю. И моя боль в том, что я не могу фотографировать больше, потому что помогаю другим людям выставляться, делать книжки, премии, коллекции фотографий. Но я вернулся к фотографии. Планирую сфотографировать интерьеры белорусских домов 1930-1940-х лет, потому что им не осталось много времени в этой истории: лет 10 − и все. Хочется сохранить их хотя бы в изображениях.

Последние шесть лет я хочу сделать книгу, в которую войдут мои проекты о Второй Мировой войне. Мой опыт говорит, что та война не для всех в нашей стране одинаковая (например, в нашей семье никто не воевал). Это сложный и большой проект, над которым я много работал: лет пять снимал очень разные истории. Кстати, с коллажами на тему Второй Мировой войны я выиграл на «Осеннем салоне» 2015-го года. Сделать книгу из этого проекта очень сложно, потому что он объединяет 15 проектов, которые представляют все возможные фотографические практики.

— Очевидно, что если Вы организовываете фестивали и продвигаете выставки, Вы хотите, чтобы люди видели фотоискусство, знакомились с авторами. Как Вы думаете, почему людям стоит ходить на фотовыставки?

— C одной стороны, искусство дает фантастическую возможность по-другому посмотреть на понятные нам вещи, явления − на мир вокруг нас. По-другому что-то воспринять, задать себе другие вопросы про рак, домашнее насилие, женщин на войне. Современное искусство вытягивает нас на честный, иногда очень неприятный, диалог, в том числе с самим самой.

Ходить на выставки стоит, чтобы и себя о чем-то важном спросить.

Например, я увидел работу молодой художницы из Гродно под псевдонимом Цемра на последнем «Осеннем салоне», которой она освободила всех нас от груза великой глубочайшей традиционной белорусской культуры. Что она сделала? Расписала черными граффити вышиванку и народный костюм. Этим жестом она расколошматила в драбадан сообщество людей, которые ценят белорусскую культуру, считают ее святой и неприкосновенной. То же самое сделал когда-то Ай Вэйвэй, когда разбил вазу династии Хань. Когда художник берет баллон с черной краской и рисует по домотканому покрывалу, он не хочет культуру унизить. Он хочет сказать, что, когда в Минске сносится здание XIX века, почему-то вас это не трогает, когда разрушаются и исчезают деревни с фотографиями, архивами, костюмами, это не вызывает у вас сильных эмоций, но, когда Цемра берет из мусорки эту домотканую ткань и рисует по ней черным баллоном – она становится легким врагом, доступным, беззащитным: «Вот я − хороший, а она – плохая, и сейчас мы ей устроим».

На выставках ты можешь столкнуться с тем, что не хочешь замечать в обыденной жизни. Как, например, проект Саши Васюковича о домашнем насилии, показанный три года назад на «Месяце фотографии в Минске». В 30% белорусских семей женщины подвергаются домашнему насилию. Естественно, ты не хочешь этого знать, потому что тогда нужно что-то делать. А что делать, если это норма?

С другой стороны, нужно вспомнить такую фразу, как «подготовленный зритель». Искусство сложное и оно прошло длинный путь. Взять хотя бы фламандские натюрморты, которые неподготовленному зрителю кажутся забавными и красивыми, а ведь там каждый цветок имеет важное зашифрованное послание. Иногда чтобы понять предметы искусства, нужно много времени, заранее что-то узнать, потратить 15 минут на самой выставке, чтобы прочитать описание, еще 20 минут, чтобы посмотреть видео.

У меня, например, выработалась зависимость от современного искусства – мне нужно ездить, смотреть, узнавать. Оно заставляет тебя меняться и, говоря современным языком, создает новые нейронные связи в нашем мозгу, что очень важно, потому что не дает нам быстро стареть.

________

В 2015 году Центр поддержки онкопациентов подготовил и организовал первую в своей истории фотовыставку с одноименным названием «Во имя жизни». Ее инициаторы, фотограф и музыкант Андрей Барило и онкопациентка Ирина Харитончик, хотели воочию продемонстрировать, что онкодиагноз не может затмить красоту бытия, а болезнь – это очередная его грань, позволяющая увидеть мир в новых неожиданных красках.

Первое творческое сотрудничество оказалось впечатляющим и плодотворным для ЦПО «Во имя жизни». Поэтому оргкомитет Эстафеты «Во имя жизни» с радостью поддержал идею мастера вытинанки, фотографа Елены Шалимо и организовал выпуск набора фотооткрыток для пациентов стационаров с участием профессионального жюри, а также подготовил небольшую фотовыставку членов жюри непосредственно в день Эстафеты. Приглашаем ознакомиться с итоговым выбором, которое сделало строгое жюри в составе Андрея Барило, Георгия Лихтаровича, Виктора Малыщица, Ольги Бубич, Сергея Михаленко, Андрея Ленкевича, Елены Шалимо.  В замыслах ЦПО «Во имя жизни» уже активно обсуждается новый проект с мастерами фотографии.

Была ли эта статья полезна?

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.