Онкодиагноз пришел в жизнь Алёны (имя героини изменено по ее просьбе) три с половиной года назад и вынудил задуматься над вопросом, для чего ей выпали эти испытания. Скоро она нашла ответ – чтобы вернуться в науку. Героиня не только поделилась своей историей преодоления трудностей, но и в качестве сертифицированного психолога рассказала, как выражать и проживать эмоции, а также как предотвратить появление посттравматического стрессового расстройства после подтвержденного диагноза.
– Алёна, расскажите, как все начиналось?
– В октябре 2017 года пришла на дежурный осмотр к маммологу и его заинтересовал лимфоузел в подмышечной впадине. Поскольку в то время у меня был герпес, доктор предположил, что это что-то вирусное, и предложить пропить курс лекарств. Вернулась к нему через месяц, а лимфоузел стал выглядеть настораживающе. Сделали пункцию, в которой обнаружились раковые клетки.
Трудность была в том, что в груди опухоль не просматривалась. Могло так получиться, что я попала в те пять процентов пациентов, у кого метастаз в лимфоузле образовался не от опухоли в молочной железе, а, возможно, в легких. Помню, это была пятница. Множество важных событий в моей жизни происходили в этот день недели.
– Помните свои эмоции в ту пятницу?
– Конечно. Было очень тяжело. Мне и сейчас тяжело это вспоминать. Впереди выходные, а я осталась наедине со своими эмоциями. Испытывала страх, ужас, много плакала. Понимаете, я сама по себе человек действия. И первое, что сделала, – родным стала раздавать распоряжения на будущее, а сама обратилась за психологической помощью. Поскольку сама психолог, знала, что шок, вызванный постановкой онкодиагноза, важно отреагировать в течение первых трех суток и крайне желательно не оставаться в одиночестве, в противном случае у некоторых может развиться посттравматическое стрессовое расстройство (далее ПТСР). Оперативно обратилась к психологу, буквально пристала к нему, чтобы он со мной поработал прямо сейчас. Специалист даже испугался моего яркого проявления эмоций. Но я была рада такому бурному проявлению, потому что меньше шансов потом выйти на ПТСР.
Вопрос «за что?» гнала от себя, но мне было интересно «для чего это со мной происходит?».
Все происходило очень стремительно. Предполагали агрессивную форму рака, поэтому у меня не оставалось времени пугаться – надо было готовиться к операции. Буквально в течение десяти дней сдала все анализы, прошла осмотры и отправилась на операцию. Спала, конечно, очень плохо, тревожно.
– В эти трудные десять дней кто Вас поддерживал?
– Больше всего в первые дни непосредственной поддержки и помощи получила от своего взрослого сына. Муж в это время был в командировке, с ним общались каждый день по телефону. Они все время были рядом. Когда утром не хотелось вставать и ехать голодной на очередные анализы, сын находил нужные слова, усаживал в такси и вез в больницу. Сидел со мной до начала операции.
– Долго восстанавливались после операции?
– Да. Операция была обширная, случилось несколько осложнений. Уже после нее получила ответ на вопрос «для чего это со мной произошло». Оказалось, для отдыха. А отдых без привлечения творческого потенциала неполноценен. И буквально со следующего дня я рисовала, лепила, делала детские поделки. Выполняла все, что помогало мелкой моторике. Еще в палате мне пришлось ухаживать за бабушкой-пациенткой. И, хотя это было физически тяжело, морально забота о другом человеке меня очень поддерживала. В такой ситуации меньше себя жалеешь, а жизнь наполняется смыслом.
После операции вернулась к научной деятельности: мобилизовалась, защитила дипломную работу и получила направление в магистратуру.
– Обращались к онкопсихологу?
– Сразу – нет, но где-то год назад посещала несколько групп Инны Малаш.
Мне помогали долгие прогулки и творчество. Проявляла себя, в чем только могла: рисовала картины по номерам, занималась шелкографией, создавала аппликации кристалликами. Все время прорисовывала эмоции. Было важно вынуть из себя и выплеснуть на бумагу все, что чувствую, проживаю. И в любую погоду гуляла на улице. Даже для психолога глубина некоторых эмоций пациента недоступна, поэтому хорошо помогает именно арт-терапия, чтобы через рисунок выпускать страхи и тревоги.
Рядом со мной оказалась женщина, тоже пациентка, которая здорово поддерживала все мои начинания. Мы вместе гуляли, ходили в кино и Ботанический сад, посещали Гастрофест. На доступной нам площади для прогулок развлекали себя как могли.
– Как психолог и онкопациентка расскажите о важности предотвращения ПТСР.
– В течение первых 24 часов после травмирующей новости очень важно проговорить, прожить эти эмоции. Грубо говоря, в чьем-то присутствии поистерить. Бумажка, на которой записывают чувства, здесь не поможет. Психика может включить защитный механизм, и человек будет внешне выглядеть спокойным, но в этот момент происходит капсуляция травмирующей ситуации. Это кризисное состояние, разделяющее наш мир на до и после.
Важно выпустить наружу эти эмоции. Есть люди с устойчивой нервной системой, которые справляются самостоятельно. Как правило, у людей, которых я видела в онкодиспансере и реабилитационном центре, очень много подавленной агрессии. Они могут взорваться от любой мелочи. И лечение, тянущее за собой подавление женских гормонов, провоцирует раздражительность и плаксивость. Лучше в этой ситуации предупредить такое состояние и прожить эти эмоции, чтобы собраться с силами и жить дальше.
У меня был хороший психолог, который чуть ли не физически на меня воздействовал, чтобы я выражала злость. Злиться очень полезно. Например, можно бить обычные стеклянные банки. Научилась упаковывать их в два целлофановых пакета, чтобы осколки не разлетались, и молотила. Если злость вовремя не выпустить, это чревато аутоагрессией и рецидивом. Все, что приносит облегчение, надо использовать. И точно не надо отказываться от помощи онкопсихологов, благо сейчас возможностей для этого появляется все больше.
Также важно понимать, что есть смысл сублимировать злость в достижение целей. Банки хорошо бить, когда нет другого, более экологичного способа выразить эмоции. Но когда появится навык извлекать из себя эту злость, ее можно направить на работу, на обучение, и тогда эта энергия превратится в движущую силу.
– Как и чем Вы сейчас живете?
– Ох, очень трудно и насыщенно (хохочет). Отпуска жду, как манны небесной. Продолжила обучение в аспирантуре. Весной мне будет 49 лет, при этом я аспирантка дневной формы образования. Уже восемь лет работаю в футбольном клубе спортивным медиком и психологом. Заканчиваю обучение на второй ступени гештальт-терапии. Сейчас прошла углубленные курсы для спортивных психологов, параллельно прохожу образовательный курс про кризисы и травмы. Сейчас в жизни у меня происходит много всего.
Самое важное, что сейчас делаю, не бросаю науку. Она отнимает очень много сил. Тебе кажется, что в своих разработках движешься в единственно верном направлении, потом сталкиваешься с практическими задачами и понимаешь, что между теоретиками и практиками огромная пропасть.
– Дадите универсальный совет онкопациентам?
– В любой ситуации очень важно ставить цели. Огромную роль играет визуализация, в каком бы состоянии ты ни находился или ни находилась. Даже если лежишь на больничной койке и тебе нельзя поворачиваться, можно мысленно присутствовать в другом мире. Например, представлять, что лежишь не среди больничных стен, а на берегу моря, и у тебя ничего не болит. У такого метода несколько аспектов: с одной стороны, идет расслабление в очень тяжелой ситуации, а с другой – как только в своих представлениях и ощущениях возвышаешься над ситуацией, она начинает решаться сама собой. Также мысль о лежании на теплом песочке может стать долгосрочным планом – куда я поеду и как буду себя чувствовать, когда поправлюсь. Важно делить путь к достижению цели на короткие отрезки и двигаться маленькими шагами от пункта к пункту. В этом случае ты больше принадлежишь миру здоровых.
У меня была проблема. Испытывала огромный стыд за то, что я – человек из медицины и психологии – заболела. Вокруг говорили, что это психосоматика, что я чуть ли не сама виновата в своей болезни. А ты стоишь среди этого всего и думаешь, как бы вернуться в мир живых. Понимаете, когда ставишь цель и достигаешь ее, внутреннее удовлетворение позволяет чувствовать себя здоровым. Когда я полностью вернулась к выполнению своих функций на работе, была очень счастлива. Это стало своего рода воскрешением.
– Когда Вы только узнали об онкодиагнозе, какие слова хотели бы услышать?
– Долго думала об этом. И, знаете, нет таких слов, которые могли бы утешить, всё бесит. Всё, что мне говорили, бесило совершенно. От близких хотелось, чтобы они просто оставались рядом. Не нужно пытаться в этой ситуации отыгрывать какие-то напускные бравурные эмоции «Держись», «Все будет хорошо». Надо просто быть рядом и быть живым. Мой муж первые полгода мыл мне голову, поскольку рука после операции не поднималась, как следует. И это было самая нежная, трогательная и лучшая поддержка, которая очень сильно помогла мне справиться с собой и начать новый этап моей жизни.
