Марина Юревич, 23 года после онкодиагноза

Тэкст на беларускай мове ТУТ.

Как у тебя диагностировали опухоль?

Фото Виктора Андреева

— Летом 1999 года мою маму отправили в Боровляны в онкоцентр, чтобы проверить щитовидную железу. Я поехала с ней и тоже проверилась. У нее было доброкачественное новообразование, она не захотела оперироваться, а мне, проверив, предложили удалить правую долю. Я согласилась. Меня плохо прооперировали, через год опять вынуждена была обращаться к врачам, проходить новое обследование.

С результатами биопсии врачи направили меня в республиканский центр опухолей щитовидной железы, который работает на базе минского онкодиспансера. И там сразу сказали, что нужна срочная операция. Оказалось, у меня не просто рак щитовидной железы, а его редкая разновидность: медуллярный. У меня врачи даже спросили, есть ли у меня дети. Дело в том, что классическое эффективное лечение радиоактивным йодом на такую опухоль не действует вообще. Если поможет, то только послеоперационная химио- и лучевая терапия.

Как ты отреагировала на диагноз?

— Особого шока не было, по крайней мере, сегодня не помню. Помню только, когда сказали диагноз, захотела мороженого. Было лето. Муж был со мной рядом. Я смотрю на это мороженое и думаю: «А если это последнее мороженое в моей жизни?».

Я просила Бога об одном, чтобы успеть самой вырастить детей. В тот год у меня старший сын шел в первый класс, а младший – в детский сад. И с тех пор каждое 1 сентября, пока дети ходили в школу, я почему-то плакала.

Что было самым тяжелым во время лечения?

— Очень тяжело переносила химиотерапию. Была сильная рвота. Дети раздражали первые два дня после процедуры. Я мечтала, чтобы скорее все закончилось. И окончилось, слава Богу.

После лечения жизнь сильно изменилась?

— Да, кардинально. Но это не касалось болезни, здоровья. Практически сразу после лечения мы с мужем развелись. Он так решил. Было очень трудно, сил часто не хватало. Муж не приходил к детям, только алименты платил.

Для меня главная радость была в том, что после каждой проверки врачи говорили: «У Вас все хорошо». Вырастали крылья. Со временем жизнь вошла в свою колею. Началась обычная жизнь, как у всех, со своими заботами.

Кто тебя поддерживал после развода?

Фото Виктора Андреева

— Мне повезло, у меня хорошие друзья. Одна подружка – с моего подъезда, мы дружим с детства. Наши дети практически одного возраста. Если надо было забрать из садика сына, она всегда помогала. Я всегда могла оставить детей у нее, если нужно было куда-то отъехать. Другая подруга жила в то время в Вилейке, сейчас переехала в Молодечно, тоже всегда помогала. Третья подруга, из Слуцка, с которой я училась вместе в техникуме, — моя «жилетка». Я чаще всего с ней делюсь, когда на душе «кошки скребут».

За эти 23 года болезнь не возвращалась?

— Вернулась. Это был 14-й год. У меня было непонятное состояние, которое я не могла объяснить самой себе, не то, что врачам. Когда болит нога, ты так и говоришь врачу. А мне хотелось закутать горло в шарфик, хотя простуды не было, только небольшая температура. Меня направили в Минск. Там сделали дополнительный анализ крови на гормоны и выяснилось, что все нормы многократно превышены. Сделали КТ, обнаружили новообразования в легких. Врачи были уверены, что это метастазы.

Началась другая жизнь. Мы же постоянно слышим, с метастазами не живут. И я ходила, сжав зубы до боли. Неосознанно. Когда меня оперировали, чтобы взять биопсию и уже окончательно подтвердить или опровергнуть диагноз, я была настолько зажата, что не могла задышать после наркоза. А когда услышала разговор врачей, что это метастазы, запаниковала, забыла, как дышать. Врачи даже планировали поставить трубку. И я так испугалась этого, что стала дышать. Тогда только одна мысль была в голове: «Надо дышать, перестать паниковать, а о метастазах я подумаю завра».

Потом было еще 2 операции с разбежкой в полгода. После первой я стала часто закашливаться, даже давиться едой, задыхалась при ходьбе, стала терять силы. Врачи проверили, ничего не обнаружили, списывали на психосоматику, на депрессию. Я сама решила провериться на астму. ее не обнаружили. Сдала в очередной раз анализ крови на гормоны, он оказался совсем плохой, и тогда я попросила своих подруг о помощи. Мы приехали в Минск, добились осмотра и выяснилось, что опухоль стала расти дальше, появилась в гортани. Мне предложили поставить трахеостому. Навсегда. Я согласилась. Правда, побоялась уточнить, почему навсегда. Со мной в палате лежала старушечка, которую даже кормили через трахеостому, но при выписке ее сняли. А у меня нет. Не хватает смелости задать этот вопрос. Видно, не хочу услышать, что опухоль уже нельзя убрать. Это тяжело. Периодами очень сильно накрывает. Но я надеюсь, что я приняла ситуацию.

Когда болезнь вернулась, я обратилась к Богу, пришла в костел. Когда шла в первую пилигримку в Будслав, я благодарила Бога, за то, что Он нашел меня, и просила прощения за то, где я столько лет была. Если бы этого не случилось, то я бы до сих пор не задумывалась о другой стороне жизни.

В этом выгода от болезни?

Это абсолютно не выгода. Просто у меня открылись глаза на другую сторону жизни, появились новые ценности, желание стать лучше. Понимание, что жалеть себя нельзя, не нужно зацикливаться на болезни. Нужно не бояться ни просить о помощи, ни своей слабости. И нельзя озлобляться и осуждать, нужно со смирением принять все.

Почему тебе важно рассказать свою историю?

Фото Виктора Андреева

— В 2014 году, когда я лежала с легкими, в отделении в основном лежали мужчины. И когда я сдавала кровь, заговорила с рядом стоящим мужчиной. Он выглядел испуганным. Впервые услышал слово рак. И я ему сказала, что понимаю, что это такое, что 14 лет назад я проходила комплексное лечение. И это его приободрило. Видно было по глазам. Я же перед ним стояла живая, настоящая, улыбающаяся.

О чем ты мечтаешь?

— Я бы очень хотела освободиться от трубочки, чтобы просто-напросто дышать так, как все.

А по большому счету я хочу быть в мире с собой, чтобы было спокойствие. И чтобы дети были счастливы. Вот такие обыденные мечты.

Ты стесняешься трахеостомы?

— Нет. Обычно на людях я хожу в шарфике, а дома с подругами хожу открыто с этим ошейником.

Чтобы ты посоветовала близким тяжелобольных?

— Когда я последний раз ездила в РНПЦ онкологи им. Александрова, на остановке услышала разговор двух женщин. Они обсуждали болезнь человека, которого навещали. И фактически оплакивали его. Мол, у него метастазы уже пошли, не жилец, обречен. А это же моя ситуация. Было очень неприятно слышать. Нельзя в таких местах громко такие вещи обсуждать. Вероятность таких больных рядом всегда есть, но эти женщины не думали об этом.

И вообще, даже если рак, даже если метастазы, не надо ставить крест на человеке. Надо продолжать нормально жить, в меру своих сил, здоровья. И благодарить Бога каждый день, утром и  вечером, за прожитый день, за то, что проснулся.

Твои пожелания тем, кто проходит лечение

— Дальше жить и не зацикливаться на болезни, с терпением и любовью все принимать.

P.S. По окончании беседы ее участники дегустировали Мачанку из грудинки с блинами по семейному рецепту Марины Юревич и Яблочную смокву в адаптации шеф-повара, историка кулинарии Елены Микульчик

Была ли эта статья полезна?

Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.